Лицо Саске он почему-то видел очень отчетливо. Несмотря на то, что разделяло их метров пятнадцать, - по крайней мере, так Итачи оценивал расстояние от края, где он стоял, до центра паутины. Откуда смотрел на него Саске.
Удивительно отчетливо.
Взлохмаченные иссиня-черные волосы составляли резкий контраст с мертвенной бледностью лица мальчика. Он дышал тяжело, часто, струйки крови сползали по подбородку от уголков приоткрытых в попытке вздохнуть сильнее губ. Капли крови срывались вниз, окрашивали темно-бурым синюю ткань футболки.
И ярко-алым – бесцветно-серые нити паутины.
Итачи видел, как они падают, отражая мгновение солнечный свет – свет заходящего солнца, почти такого же красного, как и эти капли, - и впитываются, оставляя на поверхности паутины алое расплывающееся пятно.
Он видел, как вздрагивают плечи Саске, как тяжело вздымается под футболкой его худая грудь, как брат морщится от боли, упираясь обеими руками в шелковистый покров паутины и стараясь удержаться, устоять на коленях, не упасть.
Видел его глаза.
Выражение его глаз.
Черные омуты боли, злости, отчаяния.
- Итачи…
Несмотря на разделявшее их расстояние, Итачи отчетливо слышал его срывающийся шепот.
- Саске!
«Почему, зачем ты позволяешь делать это с тобой?! Почему, Саске, почему ты даже не пытаешься сопротивляться?!»
- А он сопротивлялся. – Человек, существо, стоящее рядом с мальчишкой посреди огромной серой паутины, насмешливо склонило голову на плечо, безмятежно глядя в сторону Итачи. – Пока ты спал. Не думай так плохо о своем братишке, - пока он был в состоянии отбиваться, мы недурно повеселились.
- Оставь его в покое! – рявкнул Итачи. О своей обычной невозмутимости он забыл давно и прочно. Еще в тот момент, когда понял, что это гендзюцу ему не развеять.
Что Саске ему не освободить.
- Не оставлю. – Существо скрестило руки на груди. Саске у его ног закашлялся и ссутулился, так что челка совсем закрыла ему лицо.
«Саске!»
- Зачем он тебе нужен? – Он не мог успокоиться. Физически не мог, не получалось. Усилием воли заставить сердце замедлить бег, перестать судорожно биться о ребра, - может быть, кому-то это и под силу. Итачи вполне согласен был поверить в такую возможность. Но сам – не мог.
Когда Саске кашлял, давясь кровью, у ног твари, способной создавать такие мощные гендзюцу, - не мог.
- Месть, Итачи, - отозвалось существо, безучастно глядя в пространство раскосыми янтарными глазами. Эти глаза мучили Итачи, - они придавали твари сходство с Орочимару, и ему почему-то трудно было отгородиться от навязчивой идеи, что его брат снова оказался в руках змеиного саннина. Итачи прекрасно сознавал, что существо в центре паутины не может быть Орочимару – но янтарный блеск равнодушных глаз настойчиво убеждал в обратном. Итачи запретил себе поддаваться заблуждению, - это могло плохо закончиться и для Саске, и для него самого, нельзя было видеть на месте твари саннина, возможности которого Итачи примерно, но все же представлял. Отдавать себе отчет в том, что о способностях твари он ничего не знает, являлось жизненной необходимостью.
Несмотря на все желание – неприемлемое, но желание - увидеть вместо непостижимой твари врага знакомого и в принципе понятного.
- Месть?
«Саске… Держись, держись. Я тебя оттуда вытащу».
- Именно.
Саске поднял голову, словно услышав его мысли, сощурился от падающего на лицо света солнца. И сдавленно рявкнул что-то, когда сильная рука поймала его за шиворот и рывком подняла на ноги.
- Оставь его! – Итачи дернулся вперед. Он застыл у самого края паутины в бессильной ярости, не решаясь двинуться дальше: его дзюцу здесь не действовали, а пройти по паутине, имеющей вид сети с почти квадратными ячеями длиной в человеческий рост, по этим скользким, не толще каната, нитям… Пропасть под сетью, бывшая приветливая лесная полянка, звала, манила мерцающей тьмой, обещая не одно мгновение свободного полета.
Он не боялся. Он не имел права так рисковать собой – до тех пор, пока Саске находился на круглом островке сплошной материи в центре паутины.
«Во что бы то ни стало».
Существо ухмыльнулось, впервые переводя взгляд на Итачи, - парень, физически ощутив его на себе, отступил назад, морщась, словно обжегшись.
«Забрать его оттуда».
- Он здесь не при чем, - выдохнул Итачи, вновь становясь у края. Коснулся носком обуви ближайшей прячущейся в траве, будто врастающей в землю нити, - та в ответ дрогнула, заскрипела чуть слышно. Как же по ней пройти… - Возьми меня вместо него.
Два взгляда: обжигающий янтарных и полный ужаса – черных глаз.
- Итачи, нет!
- Заткнись. – Существо тряхнуло Саске, как будто держало на весу не тринадцатилетнего подростка, а месячного щенка, и мальчишка в самом деле умолк, увязнув в широком воротнике футболки. – Твоя догадка верна, милый… Он здесь в самом деле не при чем. Но… - продолжила тварь, то ли заметив, что Итачи собирается ответить, то ли почувствовав. – Если я отпущу его, месть не свершится… Ты понимаешь это не хуже меня.
Конечно, Итачи понимал.
Все, что было дорогого в его жизни, находилось сейчас в руках этого отвратительного создания. Все, ради чего он жил.
Прошло уже целое лето, а Саске только месяц назад сам прижался к нему. Сколько он дичился, сверкал глазами, не позволял даже коснуться себя, отказывался разговаривать с вновь обретенным братом. Сколько сил Итачи приложил, чтобы вернуть доверие, которому он сам положил конец, - было больно, было тяжело, но он упорно шел к цели, постепенно восстанавливая убитые шесть лет назад отношения. Преодолеть эту преграду страха и отчуждения, пришедшего не смену ненависти, - преодолеть самому и помочь справиться с ней Саске, который, отчаянно нуждаясь в Итачи, после всего, что с ним случилось, упорно продолжал его сторониться. Итачи смог.
Они оба смогли.
Итачи был счастлив, когда братишка с несмелой улыбкой, с тенью улыбки – улыбаться они оба теперь учились заново, - прильнул к нему, не отзываясь на ласку с его стороны, но впервые проявляя инициативу, окончательно прощаясь со всем тем, что не давало им общаться раньше.
С того момента они многому научились вместе. Заново. Не только улыбаться.
С того момента прошло не так много времени. И вот теперь…
«Саске!»
- Просто смотри, - предложило существо. – Больше ты все равно ничего сделать не сумеешь.
…
Саске рухнул на колени и согнулся пополам, кашляя, обхватив руками грудь.
- Просто смотри.
Итачи оскалился, не в силах больше скрывать переполнявшие его чувства.
Однако в следующий миг гримаса ярости исчезла с его аристократически бледного лица – сощуренные глаза изумленно раскрылись, губы дрогнули, скрывая звериный оскал; впились в ладони ногти невольно сжавшихся в кулаки пальцев.
Тварь менялась.
Менялась плавно, позволяя Итачи в полной мере насладиться всеми подробностями трансформации, черты лица, фигуры плыли, так что хотелось протереть глаза, словно при внезапно возникших проблемах со зрением.
Тварь менялась, превращаясь в человека, которого Итачи в самом деле знал. Здесь уже не нужно было искать сходство. Оно было выставлено напоказ, оно било в глаза, - это было невозможно, нереально, этого вообще не могло быть…
И это было.
Итачи машинально отметил, что возникший перед ним человек высок, что у него широкие плечи, сильная, худощавая фигура. Он был воином, и замечать подобные подробности давно из привычки трансформировалось у него в необходимый для любого шиноби навык. Ему было не до фигуры – все внимание Итачи сконцентрировалось на неторопливо оформляющемся лице, и он не мог отвести взгляда от этого лица, пораженный и очарованный.
Последними изменились глаза. Словно дождавшись, пока не завершатся остальные перемены, пока не проявятся окончательно волевой подбородок и высокие скулы, не потемнеют брови и не упадет на широкий лоб черная с каштановым отливом челка, - лишь тогда пропала раскосость, зрачки стали округлыми, и янтарь начал темнеть, темнеть…
Пока не превратился в агатово-черный.
- Нет…
Сердце словно сжала жестокая ледяная рука.
«Это не он. Ты же знаешь, что это не он!»
Воздух… Где воздух, это особенность гендзюцу или шок, нервы?
«Ты убил его!»
- Ты убил меня.
Голос – знакомый до боли, столько раз вызывавший раздражение, но все равно – родной, любимый, - прорезал повисшую тишину. Он замолк еще шесть лет назад. Он не мог звучать здесь и сейчас.
«Нет!»
- Саске!
Мальчик замер на коленях, оперевшись рукой о плотную материю паутины, не сводя широко раскрытых глаз со стоящего над ним мужчины. Итачи показалось, что брат не услышал его, - он был далеко, он был на другой стороне сети, а рядом…
- Ты убил меня, - подтвердил отец, опускаясь на корточки около Саске. – Но я здесь. Ты же видишь.
«Нет!»
- Ты не он! – Нить заскрипела под подошвой, заставляя снова отступить назад, на траву. – Саске, слышишь? Это не наш отец! Это гендзюцу!
- Не слушай его. – Голос, тон, интонации. Все знакомо, до мельчайшего оттенка. И взгляд. И рука, протянутая навстречу.
На миг Итачи решил, что брат позволит себя обмануть. Саске, в котором вновь просыпался ласковый мальчишка, который недавно обрел семью – снова, после стольких лет тоски и одиночества, мог он поверить, что теперь к нему вернулся и отец?
Лишь на миг. Он-то хорошо знал, что эти годы не прошли для братишки даром.
Саске отпрянул от протянутой руки, как одичавшая кошка. Застыл на краю островка, дрожа, судорожно вцепившись побелевшими пальцами в сплетение нитей.
- Не приближайся!
- Извини, мальчик, но… - Саске рванулся в сторону, но увернуться не получилось, и копия Фугаку за шиворот подтянула его к себе. – Придется.
…
- Не смей прикасаться к нему!
Саске яростно барахтался в руках копии Фугаку, однако его сил не хватало, чтобы справиться с проблемой. А Итачи был далеко, далеко, далеко…
Пятнадцать метров. Пропасть.
Итачи метнулся в одну сторону, в другую, вдоль края паутины. Словно хищник за решеткой, черная пантера в клетке, - гибкий, стремительный, сильный…
И беспомощный.
- Саске!
- Побереги голос, милый, - посоветовала копия отца, безжалостно заламывая Саске руку за спину, так что мальчик даже сопротивляться перестал, ошалев от пронзившей сустав боли. – А ты не дергайся.
Саске только ощерился, почувствовав на своем животе чужую – чужую, не родную и не любимую, - холодную и грубую руку. Не обращая внимания на боль, яростно рванулся, когда жесткие пальцы нашли и расстегнули на шортах молнию, и снова замер, закинув назад лохматую голову и судорожно выгнув спину.
- Что ты хочешь с ним сделать? – Если бы голос Итачи был немного другого тембра, был более высоким и резким, он звенел бы от охватившего Учиху бешенства. – Что ты собираешься с ним делать?!
Странно, но он знал ответ на свой вопрос. Почему-то это не стало для него ни откровением, ни шоком - этот факт был воспринят Итачи как вполне естественный.
Отвратительный.
Страшный.
Однако, тем не менее, - закономерный и, как ему показалось, ожидаемый.
Он не испытал особого удивления, когда свободной рукой Фугаку бесцеремонно стащил с брата шорты вместе с трусами, стянул их почти до расставленных колен залившегося бледным румянцем Саске, так что ткань протестующе затрещала. Когда сам, продолжая держать мальчишку, не давая Саске не то что рвануться – даже выпрямиться, расстегнул собственные штаны и извлек наружу прочно стоящий член.
Единственное, что успел подумать по этому поводу Итачи – размеры копии Фугаку не то чтобы сильно впечатляли, значит, Саске будет не очень больно…
Саске бешено дернулся, почувствовав грубое вторжение в свое тело, забыв про заломленную руку, забыв обо всем, кроме рвущей боли между ног. Вывод Итачи не стал для него утешением, - у мальчишки на этот счет быстро сформировалось свое личное мнение, разительно расходящееся с мнением старшего брата.
Он закричал, бессильный сопротивляться, мотнулся вперед, следуя движению копии отца. Кровь заструилась по бедрам, моментально расцветила алыми пятнами белоснежные шорты, окрасила бесцветные нити паутины между раздвинутых колен.
- Саске!
Мальчишка вскинул голову, взметнув растрепанными волосами, - глаза, лихорадочно блестящие, мокрые, нашли взглядом окрасившиеся багряным глаза Итачи.
Перед тем, как Итачи впервые ступил на колышущуюся нить паутины, чтобы не отступать больше назад.
…
- Не надо, Итачи!
Хриплый, отчаянный крик.
Крик ребенка, которого он так и не смог защитить.
- Возвращайся!
Кричать в ответ «Я не отступлю! Я спасу тебя!» Итачи смысла не видел. Это в приключенческих фильмах можно стоять на одной ноге над пропастью, с трудом сохраняя равновесие, и еще орать что-нибудь жизнеутверждающее. Итачи был не в фильме. Конечно, окружающее его пространство назвать реальностью тоже было нельзя, но – даже умом понимая, что на самом деле ни паутины, ни пропасти не существует, убедить в этом собственное тело Итачи не мог, а потому отвлекаться на крики он не собирался.
Тем более, что пользы они все равно бы не принесли.
И он молчал.
Раз. Два. Три.
Шел по колеблющейся под ногами нити. Шаг за шагом приближался к залитому кровью островку, за который цеплялся судорожно брат, вздрагивая в ритме движений извращенца.
Шесть. Семь.
Саске не отрывал от Итачи взгляда – тревога, страх, боль смешались в его черных глазах, влажно блестящих из-за падающих на лоб прядей длинной челки. Рядом с этим взглядом меркли все трудности , которые испытывал Итачи, балансируя на скользкой нити, - Саске боялся за него, переживал за него, Саске готов был терпеть издевательства терзающей его тело твари, только чтобы Итачи остался в безопасности на земле и не подвергался риску свалиться в наполненную тьмой бездну.
Саске боялся за него.
Нелепо, неуместно в подобной ситуации испытывать теплые чувства. Или может быть, как раз наоборот? Может, именно это тепло в груди до сих пор не позволяло Итачи сорваться с колеблющейся под ногами нити?
Тепло… И неотрывный взгляд Саске.
Еще шаг. И еще.
Десять…
Нить безжалостно впивалась в подошву, раскачивалась под ногами, возмущенно скрипела, то подаваясь под весом Итачи, то взлетая вверх, норовя стряхнуть с себя Учиху. Это было странное ощущение – идти, словно уверенный в своих силах канатоходец, без страховки, не используя чакру, которая надежно прикрепила бы его к мерзким скользким волокнам. Итачи давно уже забыл, что значит – чувствовать себя беззащитным, и теперь с каждым шагом все яснее вспоминал, насколько неприятным может быть это чувство. Он прекрасно владел собой, прекрасно владел своим телом, он был грациозен и быстр, как грациознейший и быстрейший представитель кошачьих, - то приседая и почти опускаясь на колено, то выпрямляясь одним стремительно-плавным движением, удерживая равновесие раскинутыми в стороны руками, Итачи двигался над пропастью, чувствуя, как раскачивается под ним нить.
Он не мог прыгнуть – был почти уверен, что сорвется. Сейчас был не тот момент, чтобы привычно пренебречь этим «почти».
«Саске…»
Одиннадцать.
Нить ушла вниз, выскальзывая из-под подошвы.
- Итачи!!
Мир качнулся вместе с ним – синева неба, зелень травы мелькнули перед глазами, сливаясь в одно смазанное мгновение. Сердце ударилось о ребра и куда-то пропало. Итачи взмахнул руками, стараясь вернуть потерянное равновесие, изо всех сил удерживаясь на нити и понимая – уже понимая, он не питал бесплодных надежд на чудо, – что ему не удержаться.
- Итачи!!!
Дикий, надрывный крик Саске вновь прорезал неподвижный в области гендзюцу воздух, заглушив возбужденное сопение Фугаку, торжествующий скрип нити и вскрик неумолимо падающего брата.
- Саске!
Нить вырвалась из-под ног. Стройное тело Учихи, выгнувшееся изящной дугой, словно замерло на мгновение в воздухе, а потом длинные черные волосы взметнулись вверх, обрамляя побледневшее лицо, сощуренные красные глаза распахнулись, отразив охватившее его отчаяние, и последним тоскливым взглядом поймали взгляд горящих черных глаз Саске, - перед тем, как тьма гостеприимно распахнула для Итачи свои бархатные объятия.
«Саске… Прости…»
…
- Итачи!
Он вздрогнул. Вздохнул – резко, порывисто, закашлялся. В груди поднялось что-то горячее, отчего кашель усилился, и появившийся вкус крови во рту окончательно вернул Итачи к жизни.
Открыл глаза – картинка немного расплывалась, но различить стебли травы перед собой Итачи сумел. Потом, уже четче – собственные руки, изящные запястья, длинные музыкальные пальцы с аккуратными черными ногтями… Привычка к хорошему маникюру, оставшаяся после ухода из Акацки. Саске вроде как не возражал против лака на ногтях, и Итачи не стал совсем уж кардинально менять свой внешний вид, не встретив протеста со стороны брата.
Саске…
Воспоминание навалилось на него спирающей грудь тяжестью. Хотелось поверить, что все это ему только приснилось, но кровь во рту безнадежно отвергала эту глупую надежду. Странно, что не было боли… Но, с другой стороны, Итачи хватало и бессилия, овладевшего телом.
Он упал. В пропасть.
И он жив.
Да неважно… Хоть бы и мертв.
«Саске... Что с ним?»
Он с усилием приподнялся на руках. Закашлялся, - алые брызги, растекающиеся по светлой коже кисти, Итачи видел уже совсем отчетливо. Со зрением все вроде бы наладилось.
Кое-как он сел в траве, отвел с лица закрывшую глаза длинную челку. Волосы рассыпались по плечам – растрепанные, спутавшиеся. Куда улетела собиравшая их в хвост лента, не хотелось даже думать.
Как будто сейчас это было чем-то действительно серьезным…
Саске весь подался к нему – маленькая фигурка на краю покрытого бурыми пятнами островка посреди огромной серой сети. Мальчишку всего трясло, и, как отметил, ощутив вновь разгорающуюся под ребрами ярость, Итачи, крови на его бледном лице стало больше, а вид был уже вконец измотанный.
Чего нельзя было сказать о Фугаку.
- Я же говорил тебе, Итачи, - ухмыльнулся отец. Саске вздрогнул, разом напрягшись всем телом при звуке его голоса. – Это мое гендзюцу. Тебе отсюда не выбраться.
- Отпусти Саске, тварь, - выплюнул Итачи, глядя на брата, выражение глаз которого представляло собой жутковатую смесь радости и ненависти. - Делай со мной, что хочешь, но мучить его я тебе не позволю.
- Как будто тебя кто-то спрашивает, - хмыкнул Фугаку, в свою очередь переводя взгляд на скорчившегося на краю островка из паутины мальчишку. – Это месть, Итачи… Знаешь, ты просто слишком слаб, чтобы понять эту несложную истину.
Итачи дернулся, словно ему залепили пощечину. Саске рывком повернулся к Фугаку, ощерившись и дрожа, - только для того, чтобы вновь быть подтянутым за плечи к сильному телу отца.
- Ну что, Итачи, попробуем еще раз? – предложил Фугаку, походя стягивая с отчаянно брыкающегося мальчишки измазанные кровью шорты. – Не знаю, как тебе, а мне понравилось.
- Оставь его в покое! – рявкнул Итачи, поднимаясь на ноги резким, совершенно несвойственным ему неловким движением.
- Повторяешься, милый мой… Тогда повторюсь и я. – Тварь ухмыльнулась в ответ на бессильный выпад взбешенного Итачи и демонстративно толкнула Саске под колени, заставляя мальчика встать в специфическую позу. – Не оставлю.
На этот раз Саске не закричал. Возможно, в надежде, что это удержит Итачи от нового похода над бездной, он только весь сжался, закусив губу и спрятав мокрое лицо за упавшими вперед волосами. Фугаку вошел в него сильно, нетерпеливо, на этот раз не посчитав нужным тратить время, чтобы растянуть неподатливые мышцы. Сразу почти полностью, наглядно демонстрируя, что Саске для него – всего лишь средство достижения цели, с которым можно не считаться, откинулся назад и тут же снова вошел целиком…
Итачи еще пошатывало, но слабость не остановила его. Вряд ли во всем мире нашлось бы что-то, что смогло бы остановить его сейчас.
Нить паутины раздраженно скрипнула, когда он ступил на нее.
«Еще немного… и я заберу тебя… отсюда».
Он не прошел и десяти шагов.
«Саске!..»
…
- Третий раз, Итачи.
Этот голос стал ему ненавистным.
Итачи уже безразлично было, кто стоял в центре паутины – Орочимару, отец или неизвестная тварь, поставившая себе целью отомстить ему. Это не имело значения. Различий больше не существовало, - даже смутная дрожь где-то глубоко внутри, появлявшаяся, стоило Итачи ослабить контроль над сознанием и взглянуть на тварь как на отца – давно умершего и теперь немыслимым образом воскресшего, - прекратилась после того, что эта тварь сделала с Саске.
Ему было все равно, кто стоит в центре паутины. Это больше не было для него важным.
Единственным, что являлось значимым в этом мире и что с каждым мгновением обретало все большее значение, было освобождение Саске.
«Подожди еще немного. Я обязательно вытащу тебя отсюда».
Для Итачи повторное падение ничем не отличалось от первого. Он поднялся с трудом, щурясь в попытке сфокусировать зрение, закашлялся, роняя на примятую траву капли темно-красной крови. В груди томительно жгло, телом владела отвратительная слабость, - может быть, ему и стало хуже, но сам Итачи этого не заметил. Когда он только открыл глаза, ему показалось, что дело обстоит значительно серьезнее – в глазах как будто потемнело, но, придя в себя, Итачи обнаружил, что его состояние тут не при чем. Просто солнце наконец зашло.
Это, пожалуй, было единственным видимым различием.
Если не считать того, что Саске на этот раз не закричал.
Саске неподвижно лежал на краю островка. Паутина под ним казалась бурой от пропитавшей волокна крови, и дышал мальчик хрипло, неровно, грудь под расцвеченной темными пятнами футболкой вздымалась с заметным усилием. Лица его Итачи не видел – Саске уткнулся носом в сгиб локтя, так что на виду остались только растрепанные черные волосы, из-под которых выглядывала металлическая пластинка хитая. Одна рука свесилась с края - белоснежный напульсник был измазан красным, ремешок у запястья распустился, и когда-то элегантный аксессуар сполз почти до кончиков пальцев, закрыв собой расслабленную кисть.
Фугаку стоял над ним, сложив руки на груди, и с тенью усмешки на тонких губах наблюдал за поднимающимся с земли Итачи.
- Бесполезно. Если кто из нас и издевается над ним, - мужчина чуть склонил голову, легким кивком указал на бесчувственного мальчишку, - это ты.
Итачи сплюнул собравшуюся во рту кровь. Голос Фугаку назойливо звучал в ушах – слушать его было невыносимо, однако абстрагироваться от этого голоса Итачи не мог. Впрочем, он и не пытался – Учиха и сам превосходно разбирался в гендзюцу, чтобы знать, что смысла его попытки иметь не будут.
- Мальчик все равно умрет. Это моя месть, и этого тебе не изменить.
«Он не умрет!»
Итачи прикрыл глаза, стараясь успокоиться, - чтобы пройти по канату и не сорваться снова, он должен быть абсолютно спокоен. Он, по-видимому, мог падать в пропасть бессчетное число раз, - правда, Итачи не горел желанием выяснять, так ли это на самом деле, да и не волновал его в данный момент сей интригующий вопрос. Может быть, он действительно мог сколько угодно срываться с нити, но Саске с каждым его падением становилось хуже – это было видно даже на первый взгляд, и выдержать третий раз мальчишке вряд ли было под силу.
Значило это только одно – допустив две ошибки, Итачи не имел права на третью.
- Боль ему причиняешь ты, Итачи, не я. Оставайся на той стороне, и я больше не подойду к нему.
Остаться?
Сердце яростно ударилось о ребра, - ультимативное предложение Фугаку едва не свело на нет все усилия Итачи, приложенные им для того, чтобы успокоить свой взвинченный организм.
«Как ты смеешь…»
Он глубоко вздохнул, выравнивая сбившееся дыхание. Собрал в хвост волосы – пусть завязать нечем, хоть какое-то время мешаться не будут. Им владела холодная сосредоточенность; взглянув через разделявшую их паутину на неподвижного Саске, Итачи понял, что готов пройти над бездной еще один раз.
Последний раз.
«Я иду, Саске».
…
Фугаку бесцеремонно дернул Саске за плечо, но мальчишка только чуть приоткрыл глаза, почувствовав грубое прикосновение, и вновь закрыл их, безучастно позволяя чужим рукам перевернуть себя с бока на спину и задрать футболку. Футболка пропиталась кровью и потом, липла к телу, - Итачи видел темные разводы, оставшиеся на обнаженных груди и животе брата. Видел по-прежнему на удивление ясно, как будто он стоял рядом с Саске, а не брел по колеблющейся нити на расстоянии в полтора десятка метров от мальчишки.
Впрочем, волокна паутины, из которых сплеталась нить, Итачи видел не менее четко. На фоне тьмы, разверзшейся под ним – совершенной, идеальной тьмы, не пропускавшей ни одной, даже самой крошечной вспышки света, - нить выделялась резко, почти болезненно, жестко отграничивалась от окружавшей ее черноты, определяя своей бесцветной серостью каждый совершаемый Итачи шаг. Сам Итачи был способен только подчиниться ей, - шаг в сторону означал падение, которое, пусть и не закончилось бы смертью для него, почти наверняка убило бы Саске.
Он подчинялся. Это было сложно – сократить весь мир до тонкой нити, тянущейся через бесконечную тьму пропасти, оставить за его пределами все и всех, в том числе и брата. Не обращать внимания на сдавленные стоны, доносящиеся с островка, охотно впитывающего свежую, проливающуюся на него кровь. Игнорировать вспыхивающее в груди бешенство, тревогу, боль, страх. Всему этому не было места в сузившемся до предела мире, как не было места и для иных потребностей, кроме непрестанных усилий, прилагаемых лишь для того, чтобы сохранить в мире равновесие.
Десять шагов. Одиннадцать.
Двенадцать.
Второе перекрестье нитей осталось позади. Третье. Теперь Итачи чувствовал себя увереннее – он понял, как нужно двигаться, чтобы удерживать баланс, понял принцип, которым можно было руководствоваться. Понял, что больше не упадет, и даже мучительное напряжение понемногу начало отпускать его, - дыхание стало свободнее и глубже, смягчилась жесткая линия упрямо сжатых губ. Без надежды на дзюцу, без ощущения чакры, на которую Итачи, как и большинство ниндзя, так привык полагаться, он имел в распоряжении лишь собственное тело и подвластные телу возможности. Это было необычно. Но это было, и Итачи быстро приспособился к новому для себя положению. Нельзя быть ниндзя, если рассчитываешь только на техники, осуществляемые с помощью чакры, и не уделяешь должного внимания навыкам физическим; Учиха этот тезис освоил в совершенстве.
Двадцать.
До островка оставалось совсем немного. И, как ни странно это может выглядеть, идти Итачи становилось тем труднее, чем ближе он подходил к нему. С каждым пройденным метром сопение Фугаку звучало громче. И стоны Саске... слышать их было невыносимо, - Итачи предпочел бы, чтобы Саске кричал, пусть от той же боли, но кричал, а не стонал.
У Саске не было сил кричать.
Он и стонал-то чуть слышно, елозя спиной по темной от крови поверхности островка в ритме толчков Фугаку. Саске даже глаз не открывал, не говоря уже о каких-то, пусть даже самых слабых, попытках сопротивляться, - по всему видно было, что в теперешнем полубессознательном состоянии эти почти беззвучные стоны были единственным, чем мальчишка мог отреагировать на происходящее. Если бы не боль, добирающаяся даже до его угасающего сознания, Саске вообще не подавал бы признаков жизни.
Фугаку все это как будто даже нравилось. Да что там «как будто» - конечно, ему это нравилось, нравилось до такой степени, что всегда – на памяти Итачи – непроницаемое лицо его искажала безобразная гримаса похоти и плотского удовольствия, смешивающихся с насмешливым презрением, когда Фугаку поднимал глаза, чтобы найти взглядом Итачи. Это выглядело жутко – сосредоточенная внимательность злых красных глаз, так напоминающая выражение глаз Итачи, и довольный оскал твари, наслаждающейся невинным телом истязаемого подростка.
Это было отвратительно, и Итачи становилось все труднее сдерживать свою ненависть к этому существу, кем бы оно ни было, по мере своего приближения к залитому кровью островку.
…
Фугаку приостановился и даже выпрямил спину, прищурив глаза и ухмыльнувшись. Было в его ухмылке какое-то непонятное торжество, однако Итачи отметил это походя, не придав сему факту ни малейшего значения; не волновало его, с чего вдруг тварь вздумала торжествовать, встретившись лицом к лицу с взбешенным наследником клана Учиха.
Наследником, который свой клан одной лунной ночью вырезал, чем спас деревню от серьезных внутренних проблем и доказал заодно, что весь могущественный клан мало чего стоит по сравнению с ним одним.
- Отойди от него, - велел Итачи тоном, от которого крови в жилах твари впору было бы застыть в красный, как сок граната, лед. Если, конечно, кровь у копии Фугаку вообще была в наличии и имела красный цвет.
Впрочем, это Итачи тоже не волновало.
- Ты не послушался меня, Итачи. – Фугаку неторопливо, с нарочитой медлительностью покинул тело Саске и плавно поднялся с колен, одним легким, неестественным каким-то движением возвращая штаны на подобающее им место. – Я ведь сказал тебе оставаться на той стороне.
- Отойди от него, тварь. – За ледяным голосом Итачи скрывалось бешенство, и тварь не могла не чувствовать, в каком настроении пребывает старший потомок клана. То же спокойствие демонстрирует пантера, готовая броситься на жертву и вонзить клыки в трепещущее горло, - все живое бежит от такой пантеры, собравшейся убивать; однако Фугаку не был намерен уступать даже перед лицом смертельной опасности, и, надо сказать, причины у него были: Саске по-прежнему лежал у его ног, с широко раздвинутыми коленями, словно в ожидании продолжения акта. Шорты странным образом вновь оказались там, где им положено было быть, - грязные, измазанные кровью и спермой, с вырванной молнией, однако все же это было значительно лучше, чем если бы они чистые валялись где-нибудь в стороне.
Саске по-прежнему находился в непосредственной близости от Фугаку, и Итачи это нервировало.
«Я здесь, я рядом, я вытащу тебя отсюда».
- Не сможешь, - отрицательно покачал головой отец. Итачи еле заметно вздрогнул, не сумев скрыть нервную реакцию то ли на движение, то ли на слова твари.
- Я убью тебя, - процедил он, не сводя горящих красных глаз с вновь ставшего невозмутимым мужчины. – Я заберу Саске, и ты не помешаешь мне.
Итачи шагнул к Фугаку, чувствуя, как колышется мягко островок под ногами. Ступать по нему было одно удовольствие – после бесконечной, но все же закончившейся нити, то и дело норовившей вырваться из-под подошвы и сбросить его во тьму.
Черная пантера перед Фугаку припала грудью к паутине, оскалив клыки, в любое мгновение готовая прыгнуть, но он смотрел в ее окрасившиеся кровью глаза едва ли не с безразличием.
- У тебя мало времени, Итачи.
Саске закашлялся – он кашлял, не приходя в себя, и на его запекшихся губах выступила кровь от этого кашля.
Итачи замер на месте. Сердце в груди снова начало отстукивать учащающуюся дробь, и на этот раз ему пришлось приложить еще больше усилий, чтобы успокоиться.
Ненависть в Итачи требовала схватки. Нет, не так, - он хотел смерти, хотел убийства, хотел весь островок залить, пропитать кровью твари, затопить ею кровавые пятна, оставленные Саске. Итачи ненавидел эту тварь, и ему безразлично было, с кем придется схватиться, чтобы отомстить за крики, которые доносились до него с этого островка, пока он метался в бессильной ярости вдоль края паутины, не решаясь ступить на ненадежную нить. За сдавленные стоны, - они еще звучали в голове, и Итачи не сомневался, что нескоро еще забудет, как стонал его маленький брат, стонал от боли, в то время как тварь получала удовольствие от его боли и его стонов.
За взгляд – взгляд покрасневших черных глаз Саске, за отразившееся в его глазах отчаяние.
Никогда с Итачи не было такого. Он жаждал крови, как обезумевший вампир, он чувствовал, как ненависть адским огнем обжигает изнутри его ребра. Тварь была близко, так близко, - тварь, мучившая его брата, раскрасившая бесцветный узор паутины кровью ребенка, за которого Итачи согласен был убивать и убивать, ради которого готов был на все, готов был умереть.
Итачи знал, что, если тварь убьет его, то умрет он только вместе с ней.
Но…
Еще лучше он знал, что не имеет права умирать.
Саске лежал у ног твари. Его худая грудная клетка вздымалась тяжело, в неровном, неправильном замедленном ритме; он был бледен, и, хотя Итачи не видел на его теле открытых ран, сомнений в том, что мальчик ранен, не возникало. Саске был весь в крови, но Итачи не мог понять, откуда течет вся эта кровь. Количество ее пугало – ее было много, много…
«О Ками-сама, Саске…»
Решение далось ему легко. То, чего в свое время так и не понял Саске, Итачи знал еще задолго до того, как преподал брату первый страшный урок.
Итачи хватало ненависти. В данный момент он особенно остро ощущал это, но – он не отдавал ей себя всего, не позволял ей застилать разум и управлять им. Саске, может быть, был еще слишком маленьким, чтобы постичь эту истину, но Итачи, старший, более опытный и от природы более сдержанный, усвоил ее без особого труда.
Он мог отказаться от своей ненависти, от жажды мести. Ему нестерпимо хотелось пролить кровь Фугаку – еще раз, два, три, сколько понадобится, однако желание это Итачи сумел усмирить, потому что были в его жизни вещи гораздо важнее, чем удовлетворение собственных желаний. Он шагнул снова, приближаясь к отцу, твари, все равно, кто это был, и неподвижному мальчишке, цели его недавних усилий и смыслу его существования.
Фугаку пришлось отступить на шаг, когда Итачи наклонился и поднял Саске на руки. Склониться перед тварью, подставив под удар затылок, было не самым умным решением, однако Итачи сделал это без опасений, с неизвестно откуда возникшей уверенностью, что Фугаку не воспользуется удобным моментом. Естественно, это не мешало ему оставаться настороже, чтобы при малейшем признаке враждебности увернуться и ответить ударом на удар, - по-другому Итачи просто не мог. Значительную часть жизни проведя в сражениях, он не был параноиком, но никогда не допустил бы подобной безответственности со своей стороны. Сама кровь его, его красные глаза молчаливо говорили, что Учиха неспособен расслабляться, пока чувствует присутствие врага.
- Ты не вернешься, - пожал плечами отец, провожая взглядом направляющегося к краю островка Итачи. – Ты сможешь пройти только один. Оставь мальчишку.
Итачи обернулся, остановившись уже у самого края. Желание уничтожить Фугаку вспыхнуло с новой силой, но тут же угасло, - он держал Саске на руках, чувствовал тепло прижавшегося к нему тела, чувствовал, как начинает промокать его футболка, впитывая кровь брата – такую же, как и у него самого, чистую кровь представителя благородного клана Учиха. Итачи достиг того, к чему стремился, и даже обратный путь не казался ему таким уж тяжелым, несмотря на ожидавшие его очевидные трудности. Саске был с ним, был в безопасности, его не касались больше грубые руки прикидывающейся отцом твари, - это было единственным, что волновало Итачи.
- Ты не удержишься. Ты хочешь, чтобы все повторилось?
Саске приоткрыл глаза – влажно блестящие полоски мрака под слипшимися от слез ресницами – и, словно не веря в то, что увидел, открыл их шире, задышав чаще и более поверхностно, без этой пугающей тяжести.
- Итачи...
- Я с тобой, - шепнул в ответ Итачи, склонив голову к бледному лицу брата и не обращая ни малейшего внимания на слова стоящего позади Фугаку. – Все закончилось.
Он крепче прижал Саске к себе, и мальчишка, даже если руки Итачи и причинили ему боль, молча прильнул к брату, зажмурившись по-детски и обняв его за шею.
|
