Когда Итачи Учиха проснулся, первое, что его поразило - это вновь обретенная способность видеть. Его глаза, которые слепли благодаря стараниям фанфикописцев изо дня в день все больше - зрение его уже упало до минус ста и не собиралось останавливаться - снова видели окружающий мир. И даже в красках. Разных. Не только в алой и черной.
Второе, что привело гения клана в замешательство - куда-то подевалась широкая бордельная кровать под алым балдахином с вышитыми черными запятыми. Впрочем, время от времени эта безвкусная мебель превращалась в скрипучую, рассохшуюся, застланную грязными, пропитавшимися потом и спермой простынями. Учиху равно ужасали оба варианта. Но на сей раз он осознал, что лежит на родной и привычной кровати, а та, в свою очередь, стоит в не менее родной комнате в Пещере. К тому же он на кровати находится один, а не с выдающим себя за случайного клиента маленьким глупым братом или громко храпящим Кисаме.
Учиха ущипнул себя - видЕние не пропало. Он спустил ноги с кровати. Тут его ждало новое потрясение - на стуле висели черные штаны и кофта с длинными рукавами, а не пеньюар или кимоно. Итачи оделся и, поколебавшись немного, выглянул в коридор. Ни души. Он направился в общий зал.
- Итачи-сан... - Кисаме таращился на Учиху. - Вы такой...
- Какой?
- Такой... не хрупкий!!! - акул был потрясен до глубины души. - Честно - я так счастлив, что сейчас разрыдаюсь...
- Кисаме... - Итачи чуть было по старой привычке не бросился напарнику на шею, но потом ощутил непреодолимое желание этого не делать, и с удовольствием подчинился этому желанию.
- Итачи-сан...так всего этого не было, да?
- Конечно, Кисаме, это был дурной сон.
- И я вас не насиловал? Не хлестал вас плетью? Не подвешивал за я... ммм, руки к потолку?
Глаза гения шарингана мгновенно налились алым.
- Попробовал бы ты... - процедил сквозь зубы Учиха. - Я бы тебе показал...изнанку мира...
- Я так счастлив! - проникновенно заявил Хошигаке.
Час спустя Итачи вовсю радовался жизни. Только его, личная комната, полная коробка данго, никакого спиртного, которое он почему-то пристрастился употреблять каждый Дзясинов день... И самое главное - ему не хотелось никого насиловать! Даже Дейдару. Особенно Дейдару. И Саске. Его Учиха хотел еще меньше - если такое вообще было возможно в природе.

Когда Сасори проснулся, первым, что его поразило, было полное одиночество. Не веря своим глазам, он приподнялся на локтях и огляделся вокруг... но нет, зрение не подводило - в радиусе ста метров вокруг не наблюдалось ни одного блондинистого сознания. Никто не обнимал его во сне, нежно шепча всякие глупости, не пытался разбудить поцелуем или просто неожиданным прыжком на кровать. Подушка была только одна, и принадлежала она непосредственно Акасуне.
"Какое счастье", - с облегчением подумал он. Благодаря буйной фантазии фикрайтеров, гений Песка никогда не спал один. Одинокое (а также мрачное и унылое) существование Сасори неизменно скрашивало солнышко в лице чертовски милого и ласкового напарника, готового ради него на все. Поэтому его отсутствие казалось крайне подозрительным. Как и то, что при констатации этого факта кукловод не испытывал на малейшей горечи, обиды и ревности.
Выйдя из дома, Сасори вновь застыл в изумлении - пейзаж был абсолютно незнакомым. Это место не было мифическим убежищем Акацук, больше напоминавшим общежитие, не было Суной и даже колонией строгого режима. Над головой было ослепительно яркое голубое небо, а рядом порхали странные существа с пушистыми лебедиными крыльями.
Итак, Акасуна очутился в раю, что обрадовало его едва ли не до потери сознания. Он ещё никогда не бывал на небесах - ведь традиционно коллеги (под предводительством все того же рыдающего Дейдары) немедленно кидались его оживлять сразу же после трагической кончины, используя при этом все подручные средства, включавшие в себя чудом уцелевшее сердце, кольцо кукольника и прочие принадлежавшие ему вещи.
"Что-то здесь не то..." - нахмурился Сасори. Он неспешно поднялся в воздух, невидимым духом спускаясь на землю. Акацучья общага нашлась тут же - её было видно издалека по покосившейся деревянной табличке.
На кухне сидел Дейдара, поедая заботливо приготовленные кем-то из остальных членов организации булочки. В это же время подрывник ухитрялся пинать ногой разговорчивого Тоби и обсуждать с Кисаме последний футбольный матч. Что самое дикое - блондин, кажется, вовсе не собирался реветь в голос при мысли об ужасной гибели господина и требовать его возвращения... да и вообще мало напоминал то самое "солнышко", которое, по замыслу авторов, кукловоду приходилось ежедневно иметь во всех существующих позах. К своему удивлению Сасори осознал, что ему вовсе не хочется этого делать, как не хочется оберегать, дарить цветы и спасать во время миссий от любой царапины.
"Теперь ты не можешь этого делать даже при желании," - напомнил внутренний голос. И Акасуна, мысленно с ним согласившись, с детским счастьем полетел обратно наверх.

Мадара проснулся. В кровати. Не в лесу под кустом, не в канаве на окраине поселения клана, не в общей спальне клана Сенджу, члены которого имели привычку трахать главу клана Учиха когда и куда попало, и не в кровати Дейдары.
А в своей, простой и удобной. Односпальной.
Осторожно порадовавшись, старший Учиха принялся совершать утренний туалет и приводить себя в соответствие нынешнему образу. Никаких сексапильных кимоно с разрезом до задницы, трусиков с кружевами и шелковых перчаток до локтя… Нормальная рабочая одежда, как у всех Акацук.
Когда Тоби присоединился к прочим членам организации за завтраком, то сделал пару немаловажных открытий: его подчиненные больше не напоминали кромешных идиотов и тупоголовых извращенцев, несущих все возможные кары во имя чего-то безумного и бессознательного. Они даже не трахались на каждом углу, о Ками, какое счастье!
Мадару отвлек от приятных размышлений подрывник. Он как-то странно смотрел на Тоби. Тоби, в свою очередь, вопросительно посмотрел на семпая.
- Тоби, м!
- Чего вам, семпай?
- Тоби... - Дейдара заговорщически притянул напарника за шиворот поближе, - а ты, случайно, не сексуальный маньяк, предпочитающий блондинов, и беременный Учиха Мадара в одном лице, ммм?!
Тоби медленно и тихо сполз под стол:
- Н-нет, Дейдара-семпай, да... да как вы вообще могли о Тоби подумать такое?!
- Ну слава всем демонам, - с видимым облегчением подрывник оставил своего кошмарного напарника сидеть под столом и дурачиться дальше.

Когда Дейдара проснулся, было утро. Утро! И это казалось чем-то абсолютно диким, ибо блондин привык, что вся его жизнь начинается исключительно по ночам. В это страшное время суток Дей, по воле любящих его авторов, то и дело уходил прогуляться в лес (а общага Акацук всегда находилась именно там) или в клуб...а то и просто по улицам деревни. И, конечно же, на него немедленно нападали ужасные насильники, отвергнутые возлюбленные, гомофобы и прочие выродки. Стоит ли говорить о том, что Дейдара не мог им сопротивляться?
Решив проверить свои силы, подрывник схватил с тумбочки кунай и метнул в дверь. И о чудо - тот глубоко вонзился в деревянную поверхность. У Дейдары отвисла челюсть - о его слабости и беззащитности в организации ходили целые легенды.
"Странно..." - подумал блондин. И тут же в голову закралось подозрение - а должен ли он вообще думать?
Дейдара встал с кровати и опасливо подошел к шкафу, не зная, чего ещё можно ожидать в это аномальное утро.
В шкафу висели штаны, сетчатая футболка и форменный плащ. Никаких полупрозрачных халатов, подвязок, а также плеток и вибраторов на верхней полке. На рядом стоящем столе даже не лежали подводка для глаз и лак для волос! Только небрежно брошенная сумка с глиной и различные фигурки.
Подрывник спустился на первый этаж и прошел в столовую. Сидящие там Акацуки даже не обратили на него внимания. Никто не кидался признаваться в любви, не делал нескромных предложений и не прожигал похотливым взглядом. Впрочем, среди коллег также не было ни одного, перед кем Дейдаре захотелось бы немедленно раздвинуть ноги.
- Доброе утро, мм, - бодро сказал довольный просто до неприличия Дей, садясь за стол рядом с напарником.
- Не мешай мне, - раздраженно бросил тот и отвернулся. Дейдара удивленно вскинул бровь. На этом месте у него неизменно начинался приступ слез и сетований, но...
- Не указывайте мне, да! - выпалил блондин, вместо того, чтобы закатить привычную истерику или хотя бы оскорбленно вылететь из столовой. С новым приливом радости он осознал, что не имеет ни малейшего желания вешаться на шею Сасори и клясться ему в вечной верности, умоляя кукольника сделать его своей марионеткой.
- Забываешься... - хвост Хируко взмыл в воздух. Опрокинув стул, блондин вскочил на ноги и ловко отпрыгнул в сторону.
- Я так рад, что все по-старому, да! - воскликнул он.

Пробуждение Лидера было почему-то приятным. Не болели рубцы на спине, шрамы, вывернутые запястья, не гноился пирсинг. К тому же в постели рядом с ним сладко посапывала… Конан. Не Мадара, не Итачи, не Дейдара или, чего доброго, Зецу или Наруто, а именно Конан. Родная, любимая и бесконечно красивая - ну, по крайней мере, так казалось умиленному Нагато. Он нежно поцеловал обнаженное плечо боевой подруги.
- Ммм, - не открывая глаз, девушка повернулась к любимому и нежно его обняла.
Пейн насторожился. Что-то было не так.
- Конан, а с нами тут не было Мадары?
- Кого? - синевласка окончательно проснулась. - Мадары? Нет, он в нашу спальню не заходит...
- Точно? И он не говорил, что меня надо наказать, потому что я плохо руковожу его организацией?
- Пейн, ты перегрелся?
- Зимой-то?
- Тогда переохладился. С тобой все в порядке?
- Теперь - да, - Лидер улыбнулся и поцеловал любимую.

Зецу проснулся в лесу. Родном и любимом. Мило пели птички, и порхали бабочки... Что радовало больше всего - рядом не было ни одного чокнутого туриста, или, что ещё хуже, переозабоченных фиалок. Бедняга никак не мог взять в толк, отчего же все авторы фанфиков считают, что он спит с растениями. В конце концов, в мире существовала ещё целая куча "недочеловеков", с которыми можно было приятно провести время.
- Изменять мне вздумал? - ревниво буркнула черная половинка, которая имела обыкновение просыпаться позже.
- А? Нет-нет, просто задумался...
Коллег по организации вокруг тоже не наблюдалось. Ни Дейдары, имевшего гадкую привычку посыпать его удобрениями, ни Кисаме, который вечно тащил его на горячие источники - подглядывать. Самое главное - отсутствовал Тоби-Мадара, стараниями фанфикописцев потерявший последние мозги и упорно называвший себя "хорошим мальчиком Зецу-сана". Это был не худший вариант, конечно... но заводить шашни с начальством главный шпион Акацки вовсе не собирался.
- И все-таки жизнь хороша... - довольно протянул белый Зецу и вновь закрыл глаза.

- Твою мать, Какудзу!
Первая утренняя реплика Хидана была до боли предсказуемой. Обычно после него следовала длительная матерная тирада, включавшая все известные нецензурные слова и парочку наспех сконструированных еще неизвестных, после чего следовало длительное и смачное изнасилование - напарник имел блондина обратной стороной косы (той, где были лезвия), ножкой стула, пальцем статуи Оми, тентаклями, и - неожиданность! - даже, не побоюсь этого слова, членом, и зачастую даже собственным... Имел долго и болезненно. Потом мог еще и расчленить для пущего эффекта. Правда, не забывал сшить, хотя и сетовал на дороговизну ниток.
А иногда Хидан просыпался в гордом одиночестве. Тогда, не в силах усмирить бушующее с утра пораньше либидо, он в чем мать родила - в рваном акацушном плаще - выходил в коридор и шел на поиски жертвы. Обычно жертвой оказывался Дейдара. Реже - Итачи. Почему? Ну как же - они же такие беззащитные и хрупкие! На бессмертного не действовал даже шаринган, так что вскоре блондин или брюнет валялись в луже крови на холодном каменном полу - обязательное условие! - с разодранной задницей.
Однако сегодня служитель Дзясина обнаружил, что:
а)гормоны не бушуют,
б)голова на плечах, а не в тумбочке,
в)Дейдару и Итачи ему не то что иметь, но и видеть не хочется,
г)и вообще пора бы позавтракать.
А секс, кровь и боль... они подождут.

- С чего это так тихо? - подумал Какузу, который, как всегда, проснулся спозаранку. Полежав ещё несколько минут в ожидании, он нерешительно приоткрыл один глаз. И тут же закрыл - увиденное привело его в состояние шока. Рядом с кроватью не толпилась целая толпа иждивенцев - голодных, больных и замотанных в последние лохмотья. Вся эта толпа отчего-то звалась "членами организации Akatsuki" и громко жаловалась на то, что Какузу не дает им даже пары копеек на батон хлеба. Однако стоило Какузу привстать, как все с визгами разлетались по комнатам, не смея перечить.
Набравшись смелости, казначей все же распахнул глаза.
Раздался скрип двери, в помещение вошел Хидан. Жрец насвистывал какой-то веселый мотивчик и помахивал косой, явно чувствуя себя вполне отлично.
- Че это ты на меня так смотришь? - внезапно остановился белобрысый.
- Ничего. Иди куда шел! - огрызнулся Какузу. Ну в самом деле, зачем напоминать Хидану, что тот никогда не приходил к нему просто так. Нет... обычно он залетал в спальню казначея в распахнутом плаще (под которым ничего, разумеется, не было), с разбегу плюхался на кровать и начинал страстно молить отыметь его всеми предметами, которые находились в комнате. Или, что бывало реже, в комнату Какузу заползал ворох окровавленных конечностей, которые требовалось сшить - а сшитые, они начинали "страстно молить отыметь его всеми предметами, которые находились в комнате"... в общем, замкнутый круг.
Какузу пришел к выводу, что Хидану он об этом ни за что не скажет. В конце концов, нужен же ему день отдыха?
- Да, я че хотел, - добавил Хидан, задумчиво почесав в затылке. - Тебя Пейн зовет. Говорит, что, если ты ещё раз деньги задержишь, он тебе башку свернет. Вот прикол будет, а!
Фанатик самым наглым образом заржал. Какузу не отказал себе в удовольствии размазать его по стене, после чего направился к начальству.

Давным-давно, когда Акацки еще не появлялись в манге "Наруто", а жили только в замыслах Кишимото, Кисаме спокойно спал в своей кровати, а не в лаборатории и не в аквариуме. Причем спал один, без Итачи-сана. У Кисаме не было двух членов, плавника на спине, невесть как скрываемого под одеждой, несчастной любви к напарнику и прочих физических и умственных недостатков.
Но вскоре все изменилось. Итачи-сан после каждой драки слеп, так что, передвигаясь по комнате наощупь, постоянно промахивался мимо своего ложа и заползал к напарнику. Каждый раз, обнаружив свою ошибку, Итачи-сан непроницаемо краснел и кавайно хлопал антрацитовыми очами, потом около часа молчал, вспоминая о загубленном клане, несчастном Саске и своей тяжелой жизни. Кисаме в ходе этого, изученного им до последнего вздоха, молчания безуспешно пытался справиться с вожделением, потом засовывал хрупкому хворому напарнику по самые гланды и через два часа наконец-то кончал в полумертвое от боли и, как ни странно, наслаждения тело, затем срочно ставил Итачи-сану градусник, поил микстурой, рассказывал на ночь сказку и засыпал, прижав Учиху к своей широкой и надежной груди, чтобы утром снова окунуться в тот же привычный кошмар.
А еще он был тупой. Ужасно тупой. Не умел считать даже до десяти, не умел читать и писать и во всем беспрекословно слушался малолетку-напарника - потому что тот был гений. Ни больше, ни меньше. Иногда акул с тоской вспоминал те дни, когда его приглашали на научные конференции - как выдающегося философа. Или ихтиолога? А, какая разница! Нынешний Хошигаке все равно не видел между этими специалистами разницы...
Один день праздника, когда ему было позволено никого и ничего - кроме саке и хорошей драки - не хотеть, когда он смог по-человечески выспаться ночью, когда он снова смог понять смысл "Опытов" Монтеня, промелькнул слишком быстро. И тогда Туманный мечник воздел очи горЕ и возопил:
- Доколе?!

Впрочем, он не был одинок. Такой же вопль в этот момент раздался из комнат всех акацук.